Жена в наследство. Книга 1  - Елена Счастная

– Если у вас с этим проблемы, скажите сразу, – проговорила елейным голосом. – А лучше возбудите себя сами, раз жена вас не устраивает. Я подожду.

И хотела было уже направиться к креслу, но Хилберт хмыкнул тихо и поймал меня за руку, разворачивая снова лицом к себе. Обхватил подбородок пальцами, чуть приподнимая. Скользнул взглядом вниз, по шее – задержался на груди, ещё прикрытой тонкой тканью невесомой сорочки. Его рука прошлась следом, медленно, вдумчиво – и я задрожала. Вовсе не от возбуждения. Показалось, сейчас мои нервы начнут искрить, словно перегруженная проводка. Но я ещё пыталась терпеть, пыталась мириться с тем, что должно произойти, хоть и задыхалась уже от разрывающего голову смятения. Йонкер шагнул ближе, а я упёрлась в его плечо рукой в бестолковой попытке остановить. Он и не обратил на это внимания: накрыл ладонью мою грудь, чуть сжал, обвёл поверх ткани пальцем твёрдую вершинку, заставив меня медленно прерывисто выдохнуть. Потом спустился по животу, надавливая – и между ног. Совсем немного, но и от этого я рефлекторно сжала бёдра сильнее. И губы Хилберта скривились – ну чисто лягушку перед собой увидал.

– Идите, ложитесь.

Похоже, теперь он вознамерился сделать всё, чтобы я почувствовала себя на приёме у врача.

– Вы так и будете морщиться? – Эти слова сорвались с губ раньше, чем я успела подумать, стоит ли вообще открывать рот. – Может, мне голову накрыть чем? Чтобы вы могли представить на моём месте кого угодно? Может, мы вообще прекратим это представление? Ни вы, ни я не хотим этого. В конце концов, имитировать пятно крови на простыне можно очень легко.

– Не говорите ерунды. Разве вам важно, чтобы я видел перед собой именно вас? – Хилберт усмехнулся с непонятной мне горечью. – Кажется, вам не должно быть до того никакого дела. И представление, как вы выразились, не прекратится. А если будете сопротивляться, мне придётся применить силу. Хоть я и не хочу.

Я насупилась, конечно, но следовало признать: если буду кричать и отбиваться – ничего не изменится, только синяки наживу.

– Не хотите, как же… Вам только и дай, что лишний раз показать силу.

Йонкер фыркнул, вновь отворачиваясь. Пуговицу за пуговицей расстегнул рубашку и сбросил её. Он двигался резко, слишком порывисто, как будто мысленно ворчал. Я смотрела на него, на мягкую игру мышц его спины в скупом вечернем свете, и в груди разрасталось смутное разочарование, как будто от неоправданных надежд, в которых сама себе не хотела признаваться. Хилберт только что ухаживал за мной почти терпеливо и даже ласково – а теперь снова злился, будто укорял себя в минутной слабости. Да я и сама себя готова была корить за то, что поддалась необъяснимому очарованию этих мгновений.

Отбросив рубашку на кресло, Хилберт оглянулся через плечо – и возвёл глаза к потолку. Я так и стояла на месте, не сдвинувшись ни на шаг. Он не стал упрекать и подгонять: просто подошёл и, подхватив меня на руки, донёс до постели. Бросил слегка небрежно – я только взмахнула руками, взлетела низко и коротко, будто подхваченный ветром мешок на асфальте – и рухнула в мягкую глубину постели. В ней страшно было утонуть: в этой перине, словно облако. И в белоснежных, как в хорошем отеле, простынях.

– Осторожнее! – возмутилась.

– Сколько можно с вами возиться!

Хилберт почти упал сверху, уперевшись одной рукой в постель. Подол сорочки вдруг задрался до пояса, словно сам по себе – и голова опустела. Просто враз. Как будто я стала студенткой, которая, перебрав мартини на вечеринке, внезапно протрезвела в тот миг, как полузнакомый дружок стаскивает с себя джинсы. Мощнейший ступор: лишь взгляд всё цепляется за руки йонкера, крупные, сильные, с едва выступающими венками. Он и правда развязывал брюки. А я ждала – чего? Доказательства того, что «там» он столь же красив? Или повода презрительно хмыкнуть?

– Мениэр, может быть, не стоит? – Да кого я обманываю!

Как бы сбежать? Проломить дверь? Вышибить окно? Откуда такая паника, будто я и правда девственница и какие-то особые девственные гормоны разжижают мой мозг? Хотя девственница, наверное, – не знаю.

– Перестаньте, – неожиданно выдохнул мне в губы Хилберт.

Накрыл их своими, размыкая, нетерпеливо, но достаточно мягко проникая между ними языком. Ладонью – провёл по бедру так, что кожа съёжилась от мурашек. Я попыталась отползти назад, но далеко не получилось. Йонкер приближался, хоть и так был близко. Вжимался между моих разведённых ног и пытался, видно, хоть как-то скрасить этот миг, лаская кончиками пальцев нежную, остро чувствительную кожу.

Едва Хилберт убедился, что на пальцах его остаётся влага, убрал руку и в следующий миг вошёл рывком. Неожиданно, до самого конца. Не дал вскрикнуть слишком громко, продолжая владеть моим ртом. А я только окаменела на миг от прошившей низ живота, давно уж позабытой боли и ослабла совсем, цепляясь пальцами за мятую простыню. Йонкер задвигался быстро, ровно, словно его тело работало само, отдельно от мыслей. Мыслями он, скорей всего, был со своей несостоявшейся невестой. Да чёрт бы с ним, лишь бы всё это закончилось поскорей!

Я мало что сейчас чувствовала, кроме скользящих рывков Хилберта внутри. И желания не чувствовать и этого. Он всё же посмотрел на меня, оторвавшись от горящих губ. Коротко прикусил нижнюю, чуть оттягивая – и спустил взгляд на груди, что колыхались под сорочкой при каждом толчке. Даже раздевать меня не стал – ему и того оказалось достаточно… Йонкер погрузил пальцы в мои волосы, сжал в кулаке до опасного натяжения.

Он смотрел долго прямо мне в глаза, дёргая на себя – и хотелось вцепиться в его лицо ногтями, провести вниз, оставляя алые борозды. Чтобы нарушить эту правильность и притягательность точёных черт. Я упёрлась ладонями в его ритмично бьющие бёдра, неосознанно стараясь оттолкнуть. Не хочу! Хватит! И отвернулась, чтобы хотя бы не видеть его перед собой. Его широкую напряжённую шею и рельефные плечи. Его глаза, которые впивались в лицо, будто считывали эмоции. Совсем ему ненужные и неинтересные – разве не так?

Но вопреки всему, вопреки моему нежеланию принимать этого мужчину тело моё всё же сдавалось под его напором. Под его касаниями – короткими, скупыми, но именно там, где нужно. Словно оно было создано именно для него. Словно сейчас он – Ключ. Снизу помалу поднималось тяжёлое, будто заволакивающая небо туча, томление, сотрясая меня мелкой отрывистой дрожью. Горячей, как раскалённая свинцовая дробь, которая сыпалась на кожу. Со злости на собственную слабость я ударила Хилберта ладонями в грудь – и сама почти оглохла от громкого шлепка. Он поймал мои руки, прижал к себе и выпрямился, навис, как атлант, продолжая брать меня. А я всё размякала, растворялась в нём, в этих диких нарастающих ощущениях, которым уже не могла противиться.

Так не должно быть. Не должно…

Я стиснула Хилберта коленями, запрокидывая голову, давясь непрошеным стоном, и впилась в его бока пальцами, почти уже отдирая от себя, прогоняя – зачем? Сейчас уже поздно. Только достигнуть пика мне не позволили. Всё закончилось неожиданно. Йонкер излился на простыню: наверное, и мысли не хотел допустить, чтобы та, кого он терпеть не мог, забеременеет от его высокородной особы. Оно и хорошо. Какие тут средства от беременности и есть ли вообще – только их богам известно. А стать брюхатой от этого высокомерного гада вовсе не входило в мои планы. Хотя это было бы неплохим подарочком для Паулине, если бы она вдруг решила вернуться в своё тело.